А вы знали, что Маріетта Шагинян (1888 – 1982) – відома радянська письменниця і літературознавиця, журналістка та музикознавиця вірменського походження – бувала в Ізмаїлі, и що її предки походили з нашого міста? Якщо ні, тоді слухайте.

Шанувальникам творчості письменниці Маріетти Шагінян, можливо, буде цікаво дізнатися, що її прадід по батькові походив із ізмаїльських вірмен. «Отсюда, из таинственного Измаила, по рассказам нашей тетки, вышла в старые времена группа переселенцев-армян под предводительством «врачевателя Макария Шагинянца», – писала у своїх мемуарах Шагінян. – Купець – досвідчений, знаючий торговельні шляхи і ринок, розумівший, як торгувати, знавшийся на східних і західних товарах, кмітливий у мовах десятка народів, – був потрібен як цінний фахівець. І цариця (Катерина II – І. О.) посилено запрошувала з Ізмаїла до Росії греків, болгар, вірмен; греки, болгари, вірмени - щоправда, з побоюванням і не відразу, не дуже охоче знімалися сотнями з насиджених в Ізмаїлі місць, і каравани рухалися заселяти південь Росії».

Ось, наприклад, «перша петиція» вірмен, запрошених збудувати нове вірменське поселення на берегах Дністра Григоріополь (зараз центр Григоріопольського району у Придністров'ї). У ній містилося цілих тринадцять пунктів про отримання «прав» і серед них: «Право постройки из собственного их иждивения купеческих мореходных судов, в разведении нужных и полезных фабрик, заводов и фруктовых садов, в делании виноградных вин и свободной продажи их ... Словом, распространения всякого звания промыслов по собственной каждого воле и достатку их». Вочевидь, цим вимогам Ізмаїл відповідав. Імператриця розпорядилася: «Быть городу армянскому под именем Григориополь у самого Днестра, между долин Черной и Черницы, включая и обе оныя в городской выгон. Мы, утверждая сие назначение, повелеваем». До речі, батько майбутньої письменниці Сергій (Саркіс) Давидович Шагінянц народився саме в Григоріополі.

На початку 1970-х рр. Маріетта Шагінян побувала в Ізмаїлі. Наше місто в ті роки, що ще сліпо поклонялося Суворову і свято було переконано, що Пушкін півтора століття до цього в ньому таки побував, було під магією цих персонажів. У своїх спогадах Шагінян писала: «(Пушкин) проехал в молдавской повозке, «каруце»: Кишинев–Каушаны–Аккерман–Татар Бунар–Измаил; и оттуда: Измаил–Кагул–Фалчи– Леово–Кишинев. Наши маршруты кое-где совпали; мне удалось даже перещеголять его – попасть в одно место, куда он страстно хотел попасть, но не смог (мова йде про Вилкове - І. О.). Правда, я ездила не в каруце, а в машине, но время, потраченное на обе поездки, оказалось одинаковым».

А ось фрагмент із мемуарів М. Шагінян, що описують враження від Ізмаїла: «… Для нас, когда мы въезжали в Измаил, наступал вечер, но не зимний (як у Пушкіна - І. О.), а летний. Багровый шар солнца летел с нами по горизонту, то прячась, то выплывая из облака. Мы въехали в город совершенно незаметно, переговариваясь о чем-то другом, постороннем, и в середине беседы Измаил словно бесшумно подкрался к нам и вдруг обнял – сладко обнял изумрудом зелени, тишиной и удивительным покоем. Нигде на земле и никогда во всей жизни не пережила я так внезапно и так глубоко того, что наш язык называет «покоем». Толкованье этого слова как чего-то связанного с концом и прекращением деятельности, с уходом из жизни, – отпало. Покой показался мне в Измаиле той настоящей человеческой жизнью, тем полным состоянием души, когда полученье и отдача совершаются равномерно и глубоко, подобно дыханию, – он показался мне ритмом. Мы ехали ярко-зелеными садами; прямыми, как стрелы, улицами; под золотым от зашедшего солнца небом; мимо белоснежных колонн собора, чудесно построенного Мельниковым. Перед нами дивным силуэтом мелькнула на площади статуя Суворова на коне…».

І далі: «Сто семьдесят восемь лет назад здесь, по этой земле, ходили мои предки. Сто сорок девять лет назад здесь ходил Пушкин. Но почему нигде, ни на одном доме, нет памятной доски о нем? Словно и не было Пушкина в Измаиле! Мне без особой уверенности показали только старое, приземистое здание, наглухо забитое, где когда-то был винный погребок, – и Пушкин с офицерами заходил туда. Может быть, заходил. А в Измаиле такой хороший архив, такой интересный музей, такие дельные работники - и неужели не было среди них любителей-следопытов?..".

Предков своих я не нашла – армянская церковь давно уже разрушена, старое армянское кладбище заброшено и заросло. Но воздух и люди Измаила показались родными, – и даже в графике местной городской истории было что-то родное, близкое моей душе: рост в культуре, но не в чине. Чудные сады, уютно-прекрасные улицы, идеально чистый порт - и все это сейчас скромный районный центр, каких у нас сотни в Союзе... От крепости Измаил, одной из самых грозных в мире, не осталось и следа; на месте ее, на крутом берегу Дуная, разбит парк, а внизу серебристый речной пляж. В звездном небе темнели только строгие очертанья мечети – единственного здесь здания, оставшегося от двухсотлетнего прошлого крепости. Очень мягкое дуновенье – речной, не морской ветерок – плыло, едва касаясь наших лиц, с темной реки внизу. Шелест травы под ногами казался шелковым. Великая доброта медленно, словно наливаемая в душу из незримого небесного бокала, заполнила все. Мне было хорошо – неизвестно почему, хотя ноги набегались за день, пальцы устали от карандаша и блокнота, глаза покраснели от обилия уви­денного, и сердце изнурилось в работе дня. И тут я как-то не разумом, а скорей этим поработавшим на славу сердцем до конца поняла, что остановлено тут в Измаиле, остановлено копытами буйного суворовского коня с его горбатым восточным носом. Здесь, на месте до корня срытой крепости, осталось жить это прежнее ощущенье конца войны, победы и мира, – мир дышит в микроклимате зеленого речного порта, в городе, где не видно пьяных, нет раздраженных. Те самые струны в человеке, на которых беспощадно бренчат суета и пошлость и которые зовутся в обиходе «нервами», вдруг успокоились, словно и впрямь аллах услышал старую Ишмасль, даровав ей мир. Таким был вечер нашего прощанья с местом исхода моих предков».

Джерело: Измаил: дела давно минувших дней, Игорь Огнев